Правда о знамени
В августе 2005 г. Илье Яковлевичу Сьянову исполнилось бы 100 лет. Напечатанные нами отрывки из его воспоминаний - дань любви и глубочайшего нашего уважения к светлой памяти этого прекрасного человека, Героя Советского Союза, участника исторической битвы за Берлин. Все это записано по рассказам героя-ветерана, сохранилось в рукописях незаконченной им книги о штурме рейхстага и истинной правде о Знамени Победы.
...Берлин был тщательно подготовлен к обороне. Весь город, разделенный на большие секторы, закрепленные за главарями фашистских бандитов, ощетинился дулами пушек, пулеметов, автоматов. Каждое окно самого мирного дома грозило сотней смертей.
За центральный сектор отвечал Геббельс. Наша дивизия получила направление в район Моабит. Этот центральный район Берлина немцы считали недоступным. Там были правительственные учреждения, известная всему миру тюрьма, и сопротивление района было наиболее жестоким и упорным.
27 апреля мы подошли непосредственно к тюрьме Моабит. Сознание того, что в тюрьме томятся друзья, враги фашизма, удваивало наши силы. После взятия тюрьмы Моабит врач Богданов предложил мне осмотреть это большое мрачное здание для тысяч заключенных. Фашисты не успели уничтожить трупы, и окровавленные, истерзанные, с отрубленными головами они лежали штабелями. Среди орудий пыток выделялась гильотина - оружие фашистских инквизиторов.
Подвалы здания были залиты кровью - сплошное кровавое болото. Камеры, испещренные надписями, стихами, завещаниями, лозунгами, стали последним пристанищем антифашистов.
Вблизи находилось бомбоубежище, где располагалась ставка Геббельса - глубокое, недоступное снарядам. Стены гладкие, уютная
походная обстановка. Было предусмотрено устройство для спуска под землю, два входа надежно охранялись.
Мы расположились в этом бомбоубежище, спали, когда выдавалась свободная минута.
Еще 22 апреля старшие офицеры дивизии пришли к нам и сообщили, что Военный совет армии учредил девять знамен. Знамя Победы водрузит над зданием рейхстага соединение, которое первым прорвется в него.
Наша дивизия получила знамя № 5.
26 апреля к нам пришел с помощниками член Военного совета армии генерал А. И. Литвинов, похвалил наш полк, особо выделив нашу штурмовую роту. Знамя № 5 передали в 756-й стрелковый полк, и оно было закреплено за моей первой штурмовой ротой.
26 апреля в геббельсовском бомбоубежище мы собрали солдат роты, подвели итог нашим действиям. О нашем опыте писали корреспонденты центральных газет.
Много передумал, прежде чем отдать в редакцию свою статью "Мы водрузим Знамя Победы". Поговорив с ребятами, почувствовал уверенность, появилось сознание реальности такого решения. 27 апреля статья была напечатана в армейской газете "Победитель". А я все думал, как точнее выполнить это великое обязательство.
28 апреля мы вплотную подошли к Шпрее, у моста Мольтке, в центральной части города. Река небольшая, судоходная, облицована мрамором. Оба берега хорошо обстреливались.
Теперь только Шпрее разделяла нас с парком и с Кенигсплац - со зданиями посольств, министерства внутренних дел, Крольоперы, с рейхстагом в центре Королевской площади. В каждом здании засели остервенелые эсэсовцы и фолькештурмисты. На наших глазах сбросили с самолетов несколько сот моряков-эсэсовцев. Они спускались на парашютах прямо на рейхстаг.
Мост через Шпрее - единственная ниточка, связывающая два берега. Каждый квадратный сантиметр был пристрелян врагом, пройти его не было никакой возможности.
Мы подошли к мосту ночью. Черное небо пересекают разноцветные нити трассирующих пуль.
Весь огромный город в развалинах и огне. Ветер и тот потерял направление и непонятно, что он несет - то ли апрельское тепло, то ли огненное дыхание войны.
Полки 150-й дивизии располагались в развалинах на восточном берегу Шпрее. Подходила танковая бригада и артиллерия. Две попытки форсировать Шпрее были отбиты. Можно было попытаться форсировать реку, но трехметровые неприступные мраморные берега помогали фашистам обороняться.
...Ударила наша артиллерия. Рота бросилась к мосту. Первая же взрывная волна смела в реку восемнадцать человек. В несколько секунд мы достигли другого берега. В моей роте осталось шестьдесят бойцов. Мы оказались в траншеях на Кронпринцуфер, отвлекая вражеские части. В это время по мосту прошли батальоны 756-го полка и вклинились в здание посольства. Через некоторое время 380-й полк 171-й дивизии перешел мост и завязал бой на Кронпринцуфер. Бой продолжался до утра 29 апреля.
Одна улица Альт Моабит отделяла нас от здания министерства внутренних дел. Захватить его было очень трудно, так как этот дом гестапо обороняли эсэсовцы. Утром прямой наводкой по зданию ударила наша артиллерия, фаустпатронами искрошили входную дверь.
Первая рота ворвалась через образовавшийся проход в большой вестибюль. Перебив немцев в этом зале, мы остановились, пропустив вперед другие батальоны 765-го полка и весь 674-й полк подполковника Плеходанова. Бой был тяжелым и длился почти сутки.
Здание министерства внутренних дел наши солдаты назвали "домом Гиммлера". В подвалах этого дома было страшнее, чем в Моабитской тюрьме. Стены забрызганы кровью и изрешечены пулями: здесь расстреливали антифашистов. На бетонированных полах, залитых кровью, лежали свежие трупы.
Только в полночь мы взяли здание. Через час пришло пополнение. С ним надо было пройти через Альт Моабит - из посольства к "дому Гиммлера".
Я распределил всех по взводам, выяснил, кто, где воевал, узнал, что многие кадровые военные раньше были в плену. Надо было каждого проверить, посмотреть, как человек действует гранатами, автоматом, холодным оружием.
Тревожился я и о настроении солдат, желавших отомстить коварному врагу. У одних погибли семьи, у других родные угнаны в неволю.
У меня еще в первую империалистическую войну четверо близких были убиты, шестеро искалечены. Эта война тоже забрала многих родственников. Но главная моя месть была за Родину, которую пытались поработить и стереть с лица земли все, что было дорого каждому советскому человеку.
В штабе полка майоры Казаков и Крымов сказали мне:
"Утром начнется штурм рейхстага. Ваша рота должна быть готова с решительному броску. Как только первые штурмующие подразде-1ения преодолеют канал на площади, вы должны со Знаменем догнать их и первыми ворваться в рейхстаг. Завязать бой и водрузить Знамя Победы! Перед наступлением Знамя будет доставлено к вам в роту".
|
Редкий кадр кинохроники. Впереди группы М. Кантария, за ним, со Знаменем, сержант М. А. Егоров. Третий - ст. сержант И. Я. Сьянов, четвертый - лейтенант А. Берест (погиб). |
На 4.30 утра намечено начало штурма рейхстага. Стало светать, тогда вышли первые подразделения. Шквальным огнем немцы отбита первую атаку, потом вторую...
Бои в Берлине шли и под землей. Масса подземных сооружений использовалась гитлеровцами для того, чтобы оставлять в бомбоубежищах, станциях метро, подземных коллекторах группы хорошо вооруженных диверсантов. Внезапно немецкие автоматчики, саперы, гранатометчики открывали огонь в спину нашим солдатам, потом торопливо прятались в развалинах и вновь скрывались под землей.
Обстановка была тяжелой. Если бы мы даже ворвались и взяли рейхстаг, в тылу у нас оставалось укрепленное здание Кроль-оперы, и немцы это знали. От "дома Гиммлера" до рейхстага триста метров. Но площадь непроходима - изрезанная траншеями, заваленная военной техникой и вековыми деревьями.
Градом летели пули, цокая о противоположную стенку. Навесным огнем стреляли минометы с крыши Кроль-оперы и из-за здания рейхстага. По нам палили из рейхстага десятки пушек. И наши пушки пали-пи по рейхстагу. Все это перемешивалось, на площади все кипело, как будто бы сама земля расплавилась и бушевала, нагретая до кипения.
Мы получили последнее, решающее боевое задание: первая штурмовая рота должна преодолеть путь от "дома Гиммлера" до рейхстага и водрузить Знамя Победы. Знамя понесут в чехле разведчики Егоров и Кантария...
Я проверил запасы патронов и гранат, наличие холодного оружия, готовность к штурму. Наступление назначили на 14 часов. Оставалось 25 минут до артподготовки. Она кончится по сигналу красной ракеты, когда мы вплотную подойдем к рейхстагу. Я посмотрел на площадь и неожиданно, впервые за войну, удивился, что уцелел. На площади рвались снаряды. Земля... Ее нельзя было назвать землей. Это была огромная могила военной техники и мощных деревьев.
|
Капитан К.Я. Самсонов, ст. сержант М.В. Кантария, капитан С.А. Неустроев, сержант М.А. Егоров, ст. сержант И.Я. Сьянов со Знаменам Победы перед отправкой в г. Мочкву |
Все было готово, я распределил солдат по отделениям и окнам. Подтащили ящики, сундуки, кровати, чтобы не задерживаться при выходе через окна.
Нелегко далось мне слово к солдатам. Все они были люди обстрелянные. Они могли сделать очень много и знали, на что идут. Вдруг в окно вполз солдат, мы увидели, что у него вырван живот. Если бы хоть этого не видеть перед наступлением! Тяжело вспоминать мое напутствие перед смертельным боем:
"Друзья мои! Может быть, многие из нас сегодня сложат свои головы. За что? За наше правое дело, за Родину, за наш народ, за светлое будущее, свободу и независимость Отечества. Это наш последний бой, и слава победителей в нынешнем бою не померкнет в веках. Ворвемся в рейхстаг и доконаем зверя в его логове! Водрузим Знамя Победы, и пусть это будет концом войны!" До 14 часов оставалось 20 минут.
И вот тогда мне, как обычно перед атакой, подумалось, что воевали мы все за страну, но за кого сегодня я иду в бой, в котором надо непременно победить? За свою семью? За жену Нину или за сына Игоря; другого сынишку, Алика, я почти не знал: когда началась война, ему было двенадцать дней. Вспомнил ленинградцев, выстрадавших блокаду, Сталинградскую битву. На всех фронтах воевали Сьяновы. И в этом бою я решил отомстить за всех убиенных Сьяновых...
...Ударила наша артиллерия. Гул и разрывы вблизи, метрах в трехстах. За всю войну не видел ничего подобного. Рейхстаг вздрогнул и начал заволакиваться дымом, как будто бы устраивал себе дымовую завесу, чтобы скрыться от огня. От поднявшейся пыли, дыма и огня рейхстаг походил на извергающийся вулкан.
Мы приготовились к выходу. Я подал сигнал, и все вышли почти одновременно. Прошли первую траншею, из нее выскочили семь-восемь немцев и их скосили автоматным огнем. Перебегая от воронки к воронке, прячась за срубленными и поваленными деревьями, мы бежали по огненному морю. На каждом шагу рвались мины и снаряды.
Вначале я шел последним и видел, как падали мои ребята, попадая под шальные пули. В первой траншее залегли солдаты второй роты, чье наступление было дважды отбито фашистами. Пройдя канал, наполненный водой, я немедленно сообщил командованию, что перейти через него нетрудно, хотя мост забаррикадирован шпалами, пройти можно по спаянным железнодорожным рельсам, переброшенным через канал.
Прошли вторую траншею перед рейхстагом. От нее метров семьдесят до здания. Еще метров десять, и остановились перед решающим рывком.
Я оглянулся. За нами следом идут Егоров и Кантария со Знаменем, идет Берест, они торопятся догнать нас. Поднимаются и другие роты. Видно, как из-за "дома Гиммлера" выкатывают пушки, по мосту Мольтке движутся танки, несколько уже переехали мост. Артиллерия продолжает бить по рейхстагу.
Красная ракета, и мы ринулись вперед. Из дыма вырисовывается здание, массивные мраморные колонны, Триумфальный вход. Все это было разбито прямой наводкой, обгрызано снарядами. Окна, замурованные кирпичами, пробиты, а стволы орудий перекошены, согнуты, и смотрели в разные стороны. Возле скрюченных пулеметов валялись гитлеровские смертники.
Я приказал установить наши пулеметы. Впереди огромной пропастью чернела дверь, расщепленная снарядами. Крикнул "Ура-а-а!" и бросился в неизвестное. Мы бросали гранаты и поливали свинцом из автоматов. Ворвались через Триумфальный вход в большой вестибюль. Через секунды были уже в коронационном зале. Прямо на меня в дверь смотрела белая Фемида. Подумалось, что весы дрогнули у нее в руках, отвешивая кому-то очередную кару. Увидев взъерошенных вражеских солдат, выпустили по ним более двадцати тысяч патронов. Немцы прятались, влезая в ходы. Часть из них начала сдаваться в плен. Мы спросили у пленных, сколько здесь фашистов.
- Гарнизон более четырех тысяч.
- Точнее!
- 4800, кроме батальона фольксштурма.
- Какие части?
- Эсэсовцы, СД, моряки-эсэсовцы и часть личной охраны фюрера.
Все собраны по личному указанию Гитлера.
Коронационный зал - ключевая позиция для захвата всего рейхстага. Отсюда расходились два широких коридора. Немцы называли их парадными. Наша разведка сообщает, что немцы занимают первую траншею. Егоров, Кантария, Берест и все, кто с ними, отрезаны и продвигаться дальше должны с боем. Один наш провод связи перерезали сразу. По второй линии я успел доложить: "В 14 часов 25 минут ворвались в рейхстаг, захватили зал, усеянный трупами. Здесь фашистов более двух тысяч, принимайте меры. Знаменосцы с нами"... Мы спрашивали у пленных:
- Где Гитлер?
- Сегодня утром фюрер был здесь, ушел с началом артналета под
земным ходом в имперскую канцелярию, в двухстах метрах отсюда...
... На площади немецкие танки вплотную сталкивались с нашими и расстреливали друг друга в упор. Мы оказались в кольце. В первую траншею вынырнули из-под земли немцы и начали сужать кольцо. Из-за рейхстага лезли напролом вооруженные до зубов эсэсовцы. И они прорвались. Впервые я увидел фольксштурмистов. Они были разными и по одежде, и по росту, и оружию, которым собирались действовать. Многие, как средневековые рыцари, вооружились палашами.
Более трех часов бьемся мы в окружении. Численно немцы нас уже давно превосходят. Самый опасный участок держит отделение Иша-нова - это лестницы в верхние этажи здания, прикрытие знаменосцев. Сам Ишанов пристроился между двумя колоннами и памятником Бисмарку. На него выскочили семеро фашистов. Четырех он скосил из автомата, трое полегли в рукопашной.
Но убили и прекрасного узбекского парня со смуглым красивым лицом, Ишанова. Нож торчал у него из спины, а одеревеневшими руками он сжимал горло задушенного им врага. А вокруг - тринадцать фашистских трупов.
В восемнадцать часов нашими войсками был проведен сильный артиллерийский налет на фланги рейхстага и его тыл. Кольцо окружения разорвали. В рейхстаг ворвались роты 2-го батальона нашего полка, справа - рота Греченкова из батальона майора Давыдова. А гитлеровцев все еще много. С приходом пополнения рукопашная стала более жестокой, группы сотнями сходились в этом кровавом бою.
В это время Егоров и Кантария во главе с лейтенантом Берестом буквально по сантиметру продвигались на верхние этажи рейхстага. Сначала Знамя привязали к колонне триумфального входа, но после того как нас окружили, подняли его до второго этажа и выставили в окно. Поздно вечером, когда уже стемнело, Знамя было водружено над куполом рейхстага. В гнездо государственного флага Германии прочно вошло древко нашего красного Знамени. Свет нескольких прожекторов был направлен в одну точку и в перекрестье лучей загорелось Знамя Победы, видимое из всех уголков Берлина. Эффект был поразительный. Как кровавый огонь полыхало красное полотнище в темноте. Могучим валом обрушилось русское "ура!". Это наши солдаты увидели Знамя. Артиллеристы громовым салютом отметили незабываемое событие.
А в рейхстаге все еще продолжался бой. Но как только Знамя было водружено, мы поздравили друг друга с победой, выпили шампанского в буфете рейхстага. Пили по очереди из красивых фужеров. К нам спустились Егоров, Кантария, Берест. Живые и невредимые, они выпили с нами.
Стемнело, стихла перестрелка. К нам пробрались полковник Зинченко, его заместитель по строевой части майор Соколовский и командир разведроты полка капитан Кудряшов с восемью разведчиками. Мы радостно обнялись. Полковника Зинченко назначили комендантом рейхстага.
... В 9 часов утра 1 мая я обходил уже занятые нами помещения рейхстага, прилегающие к коронационному залу. В одной из комнат увидел вдруг три автомата, направленные на меня, и три каски. Я крикнул: "Не стрелять! Сдать оружие!"
Один из них чисто говорил по-русски, оказался поляком из Познани, у немцев служил переводчиком, в звании капитана. Рассказал, что они хотели сдаться, а следом, мол, идут еще три разведчика.
Я подошел к окну и действительно увидел, что двое внизу и один у них на плечах уже вцепился в подоконник. - "Хальт! Хенде хох!"
Немцы замерли, не шевелятся. Я трижды повторил приказ и выстрелил сверху. Немцы свалились...
Поляк объяснял: "Я главный переводчик генерала. Генерал решил днем выбить русских из рейхстага. Выступление намечено на 11 часов, а нас пока послали в разведку".
Еще он рассказал, что у немцев нет желания воевать дальше, но они не сдаются, потому что боятся эсэсовцев, боятся и русских - вдруг мы расстреливаем пленных.
В 11 часов немцы, скопившиеся в подвалах, решили вырваться и с криками пошли в атаку, невзирая на пулеметный огонь и жертвы. От гранат, брошенных немцами, в коронационном зале начался пожар. Горело все: облицовка, мебель, архивы, бумаги, выпавшие из сейфов. Загорелись раненые, кто не мог передвигаться и отползти, горели шинели на бойцах, кто продолжал рукопашную.
В этом аду бесполезно было просить о помощи, никто не внимал мольбам, но даже если бы они были услышаны - помочь не было никакой возможности. Битва продолжалась. Наш медперсонал не успевал обрабатывать раненых.
К трем часам утра 2 мая вся наземная часть рейхстага была взята, фашисты оставались только в подвалах. Ходы в подземелье были тщательно блокированы.
От всей моей роты осталось 28 человек. Мы два дня не ели, более двух суток не спали. Глаза у ребят горят огнем. Лица осунувшиеся, изможденные, одежда почти сгорела. Около Триумфального входа место не обстреливалось. Мы свалились за колоннами на щербатые от пуль гранитные плиты и уснули.
На КП полка поручили идти парламентером к немцам. Требовалось вести переговоры о безоговорочной капитуляции. Мне дали переводчика, сержанта Виктора Дужинского, и сопровождающего старшего сержанта. Переодели в полковничью шинель.
Немцы не сразу решили сдаваться. Однако вскоре, не возобновляя стрельбы, начали складывать оружие и потянулись в плен. Надо было видеть, как они вылезали в своих грязных мундирах из траншей, щелей, подвалов, чердаков, печных труб и люков канализации! Небритые, вшивые и оборванные, они собирались на мостовых Берлина нестройными колоннами и шли на восток. С поникшими головами шли генералы. Бесславно волочились по земле знамена немецких частей. На каждом флаге - свастика, и казалось, что это множество пауков разбегается куда-то.
Итак, штурм рейхстага был завершен. Специальные команды очистили здание от трупов, мы проверили все помещения и подземелья и отправили в плен последних, ошалевших от страха гитлеровцев.
По приказу командования в рейхстаге с 4 мая оставалась только моя пополненная рота.
Гулкая тишина царила в полуразрушенном рейхстаге. Окон в здании не осталось, между обгорелыми колоннами по обвалившимся лестничным пролетам свободно гулял ветер. Гигантский стеклянный купол рухнул, и между переплетом железной арматуры сновали голуби, совсем такие же, как наши.
Однако напряжение не исчезало. Мы знали: враг еще не добит. В ночь с 8 на 9 мая телефонистка Вера Абрамова позвала меня к телефону.
- "Ласточка" слушает, - назвал я свой пароль. И вдруг в уши, нет -
в голову, в грудь, в самое сердце орудийным залпом ворвалось:
- Сьянов! Сьянов! Немцы капитулировали! Конец войне! Конец!..
Кто кричал, откуда, я так и не узнал. Но я верил, что это правда.
Великая, радостная правда!..
- Соберите митинг, объявите солдатам! Ну и отпразднуйте всеми
имеющимися средствами!
В торжественной тишине я зачитал сообщение о капитуляции немецко-фашистских войск. И сразу под черными от копоти стенами загремело мощное и ликующее солдатское "ура!". Под звуки откуда-то появившегося оркестра рота, а с нею все набившиеся в зал солдаты и офицеры, выстроились в колонну парадным шагом прошли по широким коридорам рейхстага.
В тот день мне довелось присутствовать на общевойсковом митинге в Берлине. А назавтра получил приказ сдать рейхстаг другому подразделению.
Герои Советского Союза сержанты Мелитон Кантария и Михаил Егоров, водрузившие Знамя Победы над рейхстагом, сняли его перед строем для отправки на парад Победы в Москву. А вскоре командира нашего 1-го батальона капитана Неустроева, командира батальона 171-й дивизии Самсонова, Егорова, Кантария и меня вызвали в штаб Первого Белорусского фронта.
"Поедете в Москву для участия в параде Победы, - сообщил нам представитель штаба фронта. - Вам, товарищи, поручается доставить в Москву Знамя Победы."
На Берлинский аэродром мы прибыли 20 июня. На зеленом поле, от здания аэропорта до самолета, замер почетный караул. Кантария и Егоров приняли знамя, развернули его и под звуки оркестра медленно пронесли вдоль замерших шеренг почетного караула.
Когда наш самолет со Знаменем Победы стал выруливать к старту, мы увидели еще один самолет, изрядно поработавший в боях, весь в заплатах. И в него из потрепанного, покореженного в боях "ГАЗика" два молодых чубатых солдата начали швырять фашистские знамена.
Цветастые полотнища, еще совсем недавно развевавшиеся чуть ли не над всей Европой, осенявшие величие "железных" гитлеровских дивизий, теперь выглядели грязными тряпками, и солдаты швыряли их кипами...
Через минуту мы уже были в воздухе. Четырехмоторный красавец поднимался все выше и выше. По бокам, сверкая в лучах солнца, летели истребители почетного эскорта. А где-то сзади помятый в боях самолет-ветеран медленно тащил поверженные фашистские знамена, которые вскоре, в Москве, на Красной площади, были брошены к подножию Мавзолея.
Первую посадку самолет совершил в Варшаве. Здесь нас ожидала торжественная встреча. На аэродроме собрались советские и польские солдаты и офицеры, пришли варшавяне.
"Знамя! Знамя! Покажите Знамя Победы!" - кричали они. Мы вынесли знамя и развернули его.
"Ура - а - а! Ви - ва - а - а - т!" - понеслось над аэродромом.
Стихийный митинг состоялся и на аэродроме в Минске. А дальше - Москва.
Столица встречала нас солнечным днем.
На Тушинском аэродроме вдоль площадки шпалерами выстроились части московского гарнизона. Как только к самолету подали трап, я развернул знамя и вынес его.
Воздух дрогнул от грохота оркестра. Загремели залпы торжественного салюта.
|
Президент Клуба Ветеранов госбезапасности В.Н. Величко передаёт А.И. Касьянову изготовленную в г. Москве мемориальную доску. |
А через 4 дня на параде Победы наше знамя поплыло по Красной Площади, водруженное на гигантском глобусе.
25 июня в присутствии представителей ставки Верховного Главнокомандования и почетного караула состоялась торжественная передача Знамени Победы на вечное хранение в Центральный музей Вооруженных Сил СССР...